17 декабря 1933 года гомосексуальные отношения в СССР были признаны преступлением. Это событие не только вызвало массовые преследования советских гомосексуалов, но и заложило фундамент современной гомофобии в России.
Традиция, которой не былО
Исконно Россия не являлась гомофобной страной — и европейцы, посещавшие Российскую империю до 17−18 века, удивлялись её свободным нравам: ведь во многих европейских государствах гомосексуалов вообще казнили. В России же юридических наказаний для гомосексуалов не существовало, и в худшем случае им грозило покаяние или временный запрет на посещение церкви. «Хоть есть у мужика достойная супруга, // Он ей предпочитает мужеложца-друга», — так писал о российских нравах английский поэт Тэрбервилл, посетивший Москву времен Грозного.
Впервые юридический запрет на гомосексуальные отношения появился лишь при Петре I, который подражал более цивилизованной, как считалось, Европе, где гомосексуалов обычно сжигали. Он хотел создать армию европейского образца — и ввёл воинский устав, предусматривающий физическое наказание за содомию, смертная казнь при этом применялась только к насильникам. Петровский закон распространялся только на военных и почти не применялся. Он был всего лишь мягкой копипастой с европейских законов и не изменил тот факт, что в России содомию не рассматривали как большую проблему.
После революции 1917 года царские законы, криминализирующие гомосексуальность, были отменены. Советские чиновники, юристы и врачи даже гордились своей прогрессивностью и ставили себя в пример другим странам.
«Советское законодательство не знает так называемых преступлений, направленных против нравственности», — писал психиатр Марк Серейский в Большой советской энциклопедии.
Но всё изменилось во времена сталинизма. Тогда советская власть обвинила гомосексуалов в инакомыслии и контрреволюционной деятельности. Одним из главных идеологов преследования гомосексуалов был зампредседателя ОГПУ Ягода — в своих записках Сталину он докладывал о заговорщиках, которые якобы занимались созданием «организованных групп педерастов с дальнейшим превращением этих объединений в шпионские ячейки».
17 декабря 1933 года Центральный Исполком опубликовал постановление, которое объявило любые сексуальные отношения между мужчинами преступлением. Через полгода это стало законом — статьей 121 УК РСФСР. За все годы советской власти до 60 тысяч мужчин, включая многих деятелей культуры, были обвинены в мужеложстве и отправлены в лагеря, которые, по злой иронии, воспроизводили гомосексуальное поведение: там сформировалась каста «опущенных» (или «петухов», или «пидоров»).
Именно эта гомофобия — вполне конкретная, искусственно сконструированная, привязанная к определенному государственному строю и идеологии — и создала предпосылки для преследования ЛГБТ-людей в современной России.
Декриминализация и 90-е
В 1991 году СССР распался, но статья 121 продолжала существовать. Первой страной, получившей независимость в результате распада и отменившей уголовное преследование для гомосексуалов, стала Украина. В России же по этой статье продолжали сажать — а декриминализация случилась лишь весной 1993.
Эта декриминализация произошла в каком-то смысле вынуждено и без шума — РФ готовилась вступить в Совет Европы и для этого ей требовалось изменить законодательную базу. Но стране не было соответствующей дискуссии и общественного запроса. Кроме того гомосексуалы не были реабилитированы как жертвы политических репрессий. Не случилось амнистии: те, кто был осужден за мужеложство до декриминализации, остались сидеть в тюрьме.
Отсутствие общественной рефлексии о своем прошлом, о периоде репрессий и сталинизма, не позволило искоренить корни гомофобии. 90-е казались временем относительной свободы, но глубоких изменений в обществе в действительности не произошло. Проблемы прав ЛГБТ+ толком не существовало — по крайней мере на уровне широких общественных дискуссий. А государство уже тогда отказывало в регистрации ЛГБТ-организациям, т.к. это «противоречит общественным нормам нравственности».
В «свободные 90-е» произошел расцвет культуры развлечений, которая была пронизана темой сексуальной свободы. Многие артисты и музыканты предположительно являлись ЛГБТ-людьми или, как минимум, занимались квирбейтингом. Но редко кто имел чётко артикулированную идентичность, или эта идентичность редко была связана с настоящим отстаиванием своей политической субъектности и требованием прав.
В обществе сложился негласный консенсус: ты можешь быть кем угодно, пока ты просто развлекаешь большинство. Ты можешь петь про голубую луну или быть травести-артистом, но не заявлять о политических требованиях. Культура девяностых, с одной стороны, помогла репрезентации и нормализации ЛГБТ+, с другой — продолжила традицию недоговорок. Но были и явно положительные моменты: согласно соцопросам, отношение россиян к ЛГБТ+ немного потеплело, а у сообщества появилась своя пресса, клубы и объединения.
90-е были были попыткой оторваться от советского прошлого, но также и временем растерянности насчёт будущего.
Мы знали, откуда идем, но плохо представляли себе — куда, — так писал известный сексолог Игорь Кон. — К началу ХXI века связь времен несколько прояснилась. В обществе в полный голос зазвучали «реставрационные» мотивы, желание вернуться «к истокам».
Нулевые на распутье
В нулевых к власти пришли силовики, сделавшие карьеру в репрессивном аппарате СССР — круг замкнулся, снова появился запрос поиск внутренних врагов, на идеологическое противопоставление Западу. Но прояснилось всё не сразу.
В 2003 дуэт Тату, притворяющийся парой лесбиянок, представлял Россию на конкурсе Евровидение. Вышел первый номер журнала «Квир». В том же году российский депутат впервые попытался запретить «пропаганду гомосексуализма» — но и эта, и несколько последующих его законодательных инициатив были отвергнуты, так как считалось, что они нарушают и Конституцию, и Европейскую конвенцию о правах человека. Несмотря на это, уже в 2006-м «пропаганда» была впервые запрещена на региональном уровне — в Рязанской области.
Риторика Путина казалась тогда относительно либеральной. Но параллельно он конструировал образ «сильного лидера» и постепенно подчинял себе независимые СМИ, начал наступление на гражданские права в целом. Это способствовало сокращению пространства для обсуждения проблем ЛГБТ+ и создавало почву для новой волны дискриминации. И даже несмотря на отсутствие федеральных законов, запрещающих какую-либо «гей-пропаганду», уже в нулевые власти выносили из-за неё предупреждения СМИ, а Минюст отказывал в регистрации ЛГБТ-организациям.
В поисках новой «суверенной» идеологии государство заигрывало и с религией — росло влияние РПЦ, известной своей гомофобной риторикой.
Гомофобия становилась важной скрепой консервативных политиков. А растущему ЛГБТ-движению активно мешали. Впрочем, несмотря на сопротивление государства, именно в нулевые появились такие проекты как LaSky, Российская ЛГБТ-сеть, Выход, кинофестиваль «Бок о бок».
Набирающая обороты государственная гомофобия не встретила тогда сильного отторжения гражданского общества, она даже не считалась зазорной: мол, ты можешь быть респектабельным политиком и при этом гомофобом — до тех пор, пока ты не призываешь к физическому преследованию ЛГБТ-людей.
«Лужков занял верную позицию и повел себя по-мужски, — комментировал очередной запрет прайда независимый депутат Госдумы Евгений Ройзман. — Можно сколько угодно кричать о правах человека, но есть же и устои».
Десятые и новая государственная идеология
В десятые гомофобия окончательно стала важным элементом государственной политики. В 11−13 годах законы, запрещающие пропаганду «гомосексуализма», «лесбиянства», «бисексуализма» и трансгендерности среди несовершеннолетних появились сразу в нескольких регионах РФ. А «традиционные ценности» превратились в национальную идею — о чём и поведал стране Владимир Путин на своём послании Федеральному собранию в 2012.
К 2013 году появились проекты уже федеральных законов, которые предлагали «защитить» детей от информации, пропагандирующей «нетрадиционные» сексуальные отношения. В июне окончательная версия закона (135-ФЗ), была принята парламентом и подписана президентом.
Этот закон определил ЛГБТ-людей как граждан второго сорта, создал условия для цензуры и самоцензуры сообщества и также вызвал целую волну дискриминации и преследований. По мнению правозащитные организаций запрет «пропаганды», участил количество насильственных преступлений против ЛГБТ+. Он лишил части россиян права на собрание. Но хуже всего закон ударил по ЛГБТ-подросткам, ограничив их право на получение информации и психологической помощи — то есть по тем самым несовершеннолетним, о которых чиновники якобы и заботились. Например, суд заблокировал сообщество «Дети-404», а её основательницу наказали за «пропаганду». Провластные провокаторы писали доносы и способствовали увольнению ЛГБТ-учителей из школ. А кинопрокатчики вырезали из фильмов гей-сцена, опасаясь правовых последствий от государства.
Власти упорно отрицали дискриминирующую природу закона, объясняя, что они не против ЛГБТ-людей в принципе, а против лишь развращения несовершеннолетних.
«У нас люди нетрадиционной ориентации спокойно живут, работают, продвигаются по службе, получают государственные награды за свои достижения в науке, искусстве либо в каких‑то других областях, ордена им вручают, я лично вручаю, — говорил Путин в интервью американскому телеканалу. — Речь о чём шла? Речь шла о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних. Я ничего недемократичного в этом правовом акте не вижу. Лично я исхожу из того, что детей надо оставить в покое».
Государство использовало гомофобию для построения новой национальной идентичности. Был сформирован образ опасного «другого», который практикует нетрадиционные отношения и является агентом влияния Запада. Хотя по иронии российские законодатели, запрещающие «гей-пропаганду», отчасти вдохновлялись именно западными консерваторами.
Несмотря на многолетнюю общественную кампанию против закона, он так и не был отменен. А «поддерживающая» риторика многих оппозиционных фигур оказалась в лучшем «осторожной», если не гомофобной.
Показательны, например, интервью Алексея Навального. Пока власти принимали дискриминирующую инициативу, он заявил, что позволил бы маршировать ЛГБТ+, но только в специально огороженном месте, «скажем, на стадионе». Также он выступил «категорически против» усыновления детей ЛГБТ-семьями.
Ксения Собчак, участвующая в президентских выборах 2018 года и предлагавшая отменить гомофобный закон, говорила, что гей-браки это «странно», а также заявила, что многие становятся «меньшинствами», чтобы сделать себе карьеру — то есть во многом вторила государственной пропаганде.
А самым болезненной местом десятых стали события 17-го в Чечне: как оказалось, режим Кадырова, установленный Путиным после Российско-Чеченской войны, массово пытает и убивает гомосексуалов. И пока правозащитники эвакуировали ЛГБТ-людей из республики, российские называли информацию о преследованиях «искажением реальности» и «клеветой».
В конце десятых ЛГБТ-движение продолжало жить, бороться и помогать — пусть и под давлением государства, которое занималось цензурой, срывало мероприятия, заставляло маркировать всю информацию знаком «18+», объявляло правозащитные и сервисные организации «иноагентами».
Вопреки государственной гомофобии в России возникла огромная ЛГБТ-волна: появилось большое количество открытых ЛГБТ-персон, блогов, проектов, инициатив. И произошло это отчасти не вопреки, а благодаря давлению государства: оно вызвало противодействие, актуализировало разговоры о правах людей, помогло оформиться самосознанию у многих членов сообщества, вызвало желание сказать «мы здесь», в конце-концов.
Но напряжение между Россией Прошлого, наследующей сталинизм, и гражданским обществом нарастало. Запретить, оштрафовать, заблокировать, арестовать за рисунки — именно так государство реагировало на неправильную «параллельную» Россию, как бы отстаивая свою «суверенность», защищаясь перед западными ценностями.
Мы находимся здесь
За несколько последних лет в России произошла окончательное оформление авторитаризма. Многие важные фигуры гражданского общества оказались либо в изгнании, либо в тюрьме, а независимые медиа, правозащитники и НКО ищут пристанище за границей. Власти ликвидируют и вынуждают эвакуироваться ЛГБТ-организации.
Часть сообщества участвует в новой волне эмиграции — самой массовой с времен распада СССР. Но большинство ЛГБТ-россиян остается в стране — с постоянно тающей поддержкой и исчезающими каждый день возможностями — будь то ВИЧ-сервисы или правовая помощь.
А ещё Россия ведёт полномасштабную и захватническую войну с Украиной — и использует в своей пропаганде гомофобию, рассказывая, например, о «боевых содомитах» . Патриарх Кирилл заявил, что война нужна для того, чтобы предотвратить гей-парады на Донбассе.
На фоне войны чиновники ужесточают репрессивные нормы. В декабре Владимир Путин подписал новый закон о полном запрете «пропаганды» ЛГБТ+, который распространяется теперь на людей всех возрастов. Этот закон, по сути, объявляет правонарушением любую репрезентацию ЛГБТ+. А в Госдуме уже появилось предложение о введении уголовной ответственности.
Пока что мы находимся где-то здесь — в месте, где всё тяжелее надеяться на лучшее. Российская история порой кажется невероятно цикличной, абсурдной, вызывает чувство обреченности. Но важно помнить, что российская гомофобия является новой и искусственно сконструированной «традицией», привязанной к конкретному политическому режиму. А любой режим имеет свой конец.
