«Я, мама, папа и Катя»: монолог транс*родительницы из России

Для меня родительская идентичность — довольно важная часть жизни. Я всегда хотела детей, их появление не было какой-то случайностью. Но когда я начала переход, один из самых сложных вопросов был в том, как совместить эту роль с моей транс*идентичностью. Жена, первый ребенок, второй ребенок — как им это объяснить?

На тот момент моему сыну было девять лет, дочке — год, а у меня был выбор — спиться или начать переход. Хотя, наверное, в рамках «традиционных ценностей» папа-алкоголик ценнее, но в рамках, скажем, моих внутренних ценностей, было осознание, что нужно что-то менять.

Тогда же начались проблемы: появились яркие сны, переживания. Чтобы их заглушить, начала выпивать по чуть-чуть. Вначале находила для себя оправдания, мол, это я культурная, я дегустирую, и вообще я только чуть-чуть и только вискарик. Но когда это превратилось в выстроенный ряд пустых бутылок у батареи, супруга стала задавать вопросы, и мы стали постепенно решать проблему.

Этот процесс занял несколько месяцев, потом случился каминг-аут перед супругой, потом пришлось учиться новому взаимодействию с детьми, и только после этого начался переход.

В процессе перехода пришлось принимать разные сложные решения относительно семьи. Это был отдельный кризисный момент, потому что был риск потерять отношения, которые заняли буквально полжизни. Мне в этом плане повезло, потому что у нас не было разговора вроде «ты мне жизнь испортила». Сначала мы решили, что не будем разводиться, в том числе для благополучия детей. Но в какой-то момент супруга сказала: «Извини, дорогая, интимных отношений у нас не будет, потому что женщины меня не привлекают». С одной стороны, это было финальное признание моей идентичности от самого близкого человека, но с другой стороны, я же не могу изменить чью-то ориентацию, верно?

Мы подумали, что все-таки попробуем пожить вместе как родители и будем воспитывать детей. Но потом оказалось, что такое сожительство в формате подруг проблематично — сказывается предыдущий совместно прожитый опыт. Мы даже шутили, что я украла у нее мужа. Поэтому в какой-то момент мы решили, что я буду жить отдельно.

О роли «воскресного родителя»

Было предсказуемо, что наши отношения с детьми изменятся. Если сначала, когда я уже жила в своей съемной квартире, мы с бывшей супругой общались с детьми равное количество времени, то потом мои встречи с детьми превратились в совместные выходные, потом в один выходной, и в конце концов мы стали встречаться даже не каждую неделю. Это связано и с моей занятостью, и с тем фактом, что мы стали жить отдельно друг от друга.

Моя роль в семье изменилась, но моя родительская идентичность сейчас находится далеко от моих идеальных представлений. У меня прекрасный коннект с детьми: как «воскресный родитель» я продолжаю видеть, как мои дети растут и развиваются, но чувствую, что бывшая супруга справляется с этим практически одна. Для меня это болезненно, но это лучше, чем могло бы быть. Как я вижу, это лучше, чем у большинства пар, которые разводятся.

Когда начала меняться моя роль, сын начал говорить, что скучает по папе. Это началось как-раз тогда, когда мы разъехались: ему тогда было десять лет. До этого проблем особо не было — два родителя рядом, все хорошо и все замечательно. Он ощущал наше расставание как развод: возможно, не так болезненно, но все равно чувствовал, что один из родителей в его жизни немножечко исчез. 

В этом смысле отношения с дочкой были равнее и понятнее. Если в жизни сына был перелом, то дочке на тот момент три года, и для нее моя идентичность и наше с ней взаимодействие были естественным течением событий. В ее жизни так: у нее есть мама и есть Катя. Катя бывает дома не всегда, но где-то рядом все равно присутствует.

Поэтому, условно выражаясь, «воскресный родитель» — это в моем случае когда один из родителей приходит, тусит, играет. Каждый раз это какое-то развлечение, какое-то событие. Каждое такое взаимодействие воспринимается ребенком как праздник.

Супруга часто говорит мне, мол, давай занимайся уроками с сыном. Но я не могу этого делать физически из-за ограниченного времени, которое я провожу с ребенком. Не очень хочется тратить это время на уроки и решение бытовых проблем. А сейчас этого времени стало еще меньше: старший ребенок в одиннадцатом классе, появляются свои подростковые интересы и проблемы. Полчаса приветственного разговора, и все — он должен бежать, у него дела.

Моя родительская роль не просто изменилась — она кардинально изменилась. В этой роли есть свои сложности, и я чувствую утрату других моментов, которые я могла бы сохранить за эти годы: наблюдать за взрослением, разбираться с бытовыми моментами, помогать решать проблемы со школой, следить за их игрой с друзьями во дворе и многое другое. Простое, ровное родительское взаимодействие по сути отсутствует после нашего разъезда с бывшей супругой.

Это не значит, что я только прихожу, кормлю их мороженым и шоколадками, вожу на развлечения и не знаю, что мои дети делают каждый день. Мне это, конечно, интересно, но я не могу в достаточной мере реализовать свое родительское взаимодействие. Я не нахожусь в постоянном контексте, и каждый раз они рассказывают мне, как новости, что происходит в их жизни.

Бывают забавные ситуации. Иногда нужно усадить дочку за уроки, но бывшая супруга занята работой или другими личными заботами. Приезжаю я, пытаюсь выяснить, что у нее за проблемы и что нужно сделать. А она уже хитрит, вешает лапшу на уши, рассказывает, что «вот это нам не надо дома делать, вот это устно задали, а это вообще не задавали». И все из-за того, что я не знаю полного контекста. А потом оказывается, что ребенок схитрил.

Об игре в отца

Если бы мне не нужен был переход, если бы я оставалась цисгендерным мужчиной, возможно, мы бы сохранили отношения. Я довольно постоянный человек, и, вероятно, мы могли бы стать тем примером «50 лет вместе». Но, учитывая мои переживания по поводу гендерной идентичности, скорее всего, мы бы расстались. Для моей бывшей супруги алкоголизм — семейная травма. А для меня не было барьера, и алкоголь воспринимался как выход, как традиционно одобряемый уход в себя. С началом перехода потребность искать выход в алкоголе отпала сама собой.

При этом у меня было прекрасное образование, работа, зарплата сильно выше среднего, я могла быстро продвигаться на должностях, был большой круг общения. Но было ощущение нереализованности, ощущение себя неполноценным человеком. И переход помог устранить это ощущение.

У меня точно не было бы такого коннекта с детьми. Одним из пугающих меня моментов стал тот факт, что я стала очень сильно играть маскулинную роль, в том числе роль отца. Появилась удивительная фраза: «Вот сейчас папа придет и надает по попе». Не то, что я когда-то давала по попе, но образ грозного папы почему-то стал возникать.

В какой-то момент сын перестал со мной чем-либо делиться. Везу его на занятия, спрашиваю: «Ну что, как дела?» Отвечает, что нормально. И я поняла, что это «нормально» слышу уже полгода, и я вообще не знаю, какие у него переживания, потому что он мне ничего не рассказывает. Произошел разрыв доверия.

Что было бы, если бы я не сделала переход? Не играть в эту игру было невозможно. Очень сложно находиться в этом ощущении дисфории. «Я такая умная, я знаю, как себя вести, вот сейчас я распишу некий план — как играть мужскую роль — и каждый день по пунктам буду его выполнять», — возможно, можно было бы неделю так поиграть, но постоянно так вести себя невозможно. Даже при всем осознании человек пытается меняться, но дисфория усугубляется, и это не то, что мне нравится. И я не хочу такого родителя своим детям.

Сейчас у меня нет ощущения, что я во что-то играю. Иногда говорят, мол, я хочу быть собой. Но удивительность ощущения бытия собой заключается в том, что этого ощущения не существует. Это, скорее, отсутствие ощущения бытия не собой, игры за кого-то. Когда это ощущение пропадает — значит все хорошо.

У меня пропало это ощущение. Уровень доверительного общения с детьми тоже вырос. Сейчас мой ребенок спокойно может рассказать, куда они залезли и что они натворили с друзьями. Это я считаю победой. Даже не победой: не то, чтобы я с кем-то боролась или кого-то побеждала. Это радость, к которой я стремилась.

О каминг-ауте перед детьми

Люди в разные периоды осуществляют свой переход. Кто-то, например, старается сделать это, когда дети уже выросли, потому что боятся, что вдруг кто-то узнает об этом в школе или среди их друзей. Однако переход обычно трудно скрыть от детей, за исключением самых маленьких.

Я не могу говорить от имени всех или давать общие советы, но для меня лично важно, чтобы мои отношения с детьми были основаны на доверии. Это означает, что в этих отношениях у меня нет права лгать. Если рано или поздно факт перехода вскроется — что рано или поздно и произойдет — то связь будет потеряна. Для чего? Риск не стоит этих последствий.

Чем ближе ребенок к переходному возрасту, тем сложнее ему принять переход родителя. Потому что уже есть отделение от родителя, и если в окружении присутствуют гомофобия и трансфобия, то ребенок склонен к их усвоению. В восемь-девять лет у детей еще нет укоренившихся стереотипов.

Моей дочери было три года, когда она видела мой переход, но это не осталось в памяти у такого маленького ребенка. Мы не скрывали от нее фотографии папы и фотографии из роддома. Она знала, что вот был папа, а теперь есть Катя. Однажды она даже нарисовала: я, мама, папа и Катя. В пять лет у нее два эти персонажа стали одним. Не было каминг-аута перед ребенком, не было внезапного осознания, просто этот пазл постепенно и аккуратно сложился в ее голове. И теперь она знает, что в роддоме с ней была я, просто в другом облике.

С сыном было сложнее: тогда он уже был подростком, но как-то все получилось. Посмотрим, как будет дальше.

О планах на будущее

Дети вырастут. В родительстве это единственный план. Мой план — быть рядом с ними и поддерживать их. Нет никаких решений в вакууме, и важная роль родителя — дать кругозор, дать возможность попробовать себя в разных направлениях, дать широкую карту, в которой можно себя найти. Нужно поддерживать их выбор, даже если он не соответствует моим представлениям о прекрасном. Это их жизнь.

---

Текст и верстка: Дмитрий Алексеев